Белградский университет сильнее МГУ?

Виктор Антонович Садовничий всякий раз сердится, когда ему кладут на стал очередной выпуск очередного зарубежного рейтинга университета и показывают, какое место занимает в нем Московский университет. Ему, привыкшему думать, что МГУ вне конкуренции, обидно бывает слышать, что первый в России может быть двухсотым в мире, и видится ему в этом глубокая несправедливость. А потому есть у Садовничего мечта — создать собственный «честный» рейтинг, но это дело куда более трудоемкое и ответственное, чем открытие новых платных факультетов или, скажем, украшение университетских стен барельефом с собственным гордым профилем, так что после многих лет обещаний воз и ныне там.

Впрочем, определенная правота на стороне Садовничего, безусловно, есть. Московский университет проигрывает зарубежным (американским, европейским и китайским) в первую очередь по тем показателям, которые отражают вклад ученых университета в мировую науку. На то есть объективные причины. Во-первых, в России наука организована иначе, чем в западном мире (там она развивается при университетах, а у нас при РАН, так что от университетских преподавателей требуют выполнения учебной нагрузки, а не научных достижений). А, во-вторых, всяческие индексы цитируемости, рассчитанные по зарубежным методикам, заведомо выше у тех, кто публикуется на английском языке в зарубежных журналах с высоким импакт-фактором. Если для физиков и биологов высокого уровня такие публикации — обычная практика, то российские гуманитарии оказываются вне игры: в мире просто нет достаточного количества журналов и специалистов по русской истории или русской филологии, которые печатали бы и цитировали их статьи в достаточном количестве (да и, вообще, анализировать поэтику Пушкина или Лермонтова на английском языке более чем странно). Так что возникающие сомнения в правильности подсчетов закономерны.

И тем не менее МГУ — отдельный случай. МГУ — это символ российского образования, гордость страны и силуэт его здания на Воробьевых горах давно превратился в один из символов Москвы. Финансируемый особым порядком Московский университет может позволить себе многое. Он запускает в космос собственные спутники. В его распоряжении находятся два самых мощных в России суперкомпьютера «Ломоносов» и «Ломоносов-2». В структуру МГУ входят 12 институтов и, в том числе, научно-исследовательские институты ядерной физики, механики и физико-химической биологии. А разных исследовательских центров в его структуре вообще не счесть (тут тебе и нанотехнологии исследуют, и национальный интеллектуальный резерв, и продовольственную безопасность). Не сошлешься на то, что всё ученые преподаванием заняты. Есть кому о достижениях отчитываться, и в том числе, в тех областях, где англоязычные публикации будут вполне уместны (не про интеллектуальный резерв тут речь). Вложенные немалые деньги должны же давать какую-то отдачу в виде научных достижений.

Лейденский рейтинг

Недавно Виктор Антонович опять расстроился: на свет появился Лейденский рейтинг 2016. Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова занял в нем 296 место среди 842 университетов из 53 стран мира. Санкт-Петербургскому университету досталось 682-е.

Особенностью Лейденского рейтинга, который с 2007 года составляет Center for Science and Technology Studies, один из исследовательских центров нидерландского Лейденского университета, является то, что он составляется исключительно на основании наукометрических показателей. Отсюда следует, что в нём на основе таких параметров, как индекс цитируемости и количество публикаций, учитывается только научная деятельность университетов, а потому российские вузы заведомо должны представать в самом невыгодном свете. Такие замечательные показатели, как трудоустроенность выпускников (коронное достоинство МГУ) или количество иностранных студентов (из Казахстана, Киргизии, Беларуси, Украины, Армении, далее везде), в Лейденском рейтинге игнорируются, и, соответственно, МГУ как лучший и крупнейший образовательный центр России лишается возможности предъявить главные свои аргументы. Любой американский или английский вуз получает здесь весомое преимущество, потому что всё написанное его учеными публикуется на английском языке в англоязычных изданиях, учитываемых во всех рейтингах. Можно считать, что Лейденский рейтинг по отношению к России по определению несправедлив.

Польза от подсчетов

Если несправедлив рейтинг в целом, это не означает, что ошибочны подсчеты. Нидерландские специалисты старались, они собрали и обобщили море информации, так что не воспользоваться ею грешно. Возможно, расстановка мест в глобальной образовательной сфере и не отражает реального состояния дел, зато конкретные цифры весьма интересны.

Итак, что мы можем узнать из Лейденского рейтинга помимо порядковых номеров университетов? Во-первых, общее число публикаций университетских ученых за 2011—2014 годы (по данным библиографической базы Web of Science). Во-вторых, число публикаций, вошедших в 10% наиболее цитируемых публикаций в своей области. И, в-третьих, — качественный показатель — отношение числа публикаций в топ-10% к общему числу публикаций. Кроме того, все эти показатели рассчитаны как в целом по университету, так и по отдельным областям науки.

Показатели тройки лидеров, как и положено, впечатляют. На первом месте Гарвард — 32 253 публикации, 7060 из них в топ-10%, что составляет 21,9% от общего числа. На втором месте Университет Торонто с показателями 21 544, 2956 и 13,7%, а на третьем — Мичиганский университет — 17 867, 2756 и 15,4%, соответственно. Кроме того в десятку лидеров входят университеты Чжэцзяна (Китай), Балтимора (США), Шанхая (Китай), Стэнфорд (США), Токио (Япония), Сеула (Южная Корея) и Сиэттла (США).

По третьему показателю рекорд принадлежит Массачусетскому технологическому институту (42-е место в рейтинге) — 25%, иначе говоря, каждая четвертая публикация ученых MIT вошла в топ-10% в своей области.

МГУ не просто отстает от лидеров — он отстает от них в разы. Всего 3362 публикации (в 9,5 раза меньше, чем у Гарварда), 172 публикации в топ-10% (отставание в 41 раз), доля топовых публикаций 5,1% (в 4 раза ниже). Если же посмотреть позиции МГУ по разным разделам научного знания, то окажется, что наверх Московский университет тянет только физика (106 место в рейтинге), а вот в области математики и компьютерных технологий (не забудем, что сам Садовничий — математик, мехмат — гордость МГУ, да еще два суперкомпьютера) МГУ оказался на 368 месте, после чего ожидаемый и объяснимый провал в гуманитарных науках (университет даже не попал в рейтинг) никакого впечатления не производит.

К сожалению, списать провал на неправильную методологию подсчета не получается. Да американцам, канадцам и англичанам легко — они говорят и думают по-английски, что дает им весомое преимущество при размещении публикаций в изданиях, которые в тех же США или Великобритании издаются. Да, нам трудно соревноваться с многочисленными трудолюбивыми китайцами, которые тоже взяли моду много писать на английском языке. Но есть же и другие страны и народы, которые находятся в том же положении, что и Россия.

Белградский университет

Не будем далеко ходить и посмотрим на положение Белградского университета. 179 место в рейтинге, на 117 позиций выше МГУ. Если смотреть по числу публикаций, то отрыв будет не таким большим: 4865 публикаций, 238 из них в топ-10%, эффективность 4,9% (практически та же, что и в МГУ), но ощутимым. Единственная область, в которой Белград уступает Москве, это физические науки — 118 место против 106-го. Зато в области математики сербы оказались далеко впереди — 164-е место в мире, и даже в области гуманитарных наук (говорят на славянском языке, между прочим, и сталкиваются с теми же проблемами, что и русские ученые) все-таки умудрились попасть в рейтинг (хоть и 443 место, но лучше, чем ничего).

Белград, конечно, сравнительно с Москвой, город небольшой, меньше 1,5 миллионов жителей, даже если считать с пригородами, да и вся-то Сербия, которая поставляет Белградскому университету и профессоров и студентов, по населению практически в 2 раза меньше российской столицы. И суперкомпьютеров здесь нет, и о собственных спутниках даже мечтать не приходится. Зато научные институты есть: физики, применения ядерной энергии, медицинских исследований, молекулярной генетики и генной инженерии и другие — в целом, набор их выглядит нисколько не хуже, чем в МГУ. А результаты получаются лучше — по крайней мере, те, что фиксируются методами наукометрии.

Сербская наука более успешно, нежели российская, интегрируется в мировую. Некоторые причины тому видны невооруженным взглядом. Сербская наука никогда не питала иллюзий относительно собственной самодостаточности, а потому для нее контакты с зарубежными коллегами не исключение, а норма. Даже в силу географического положения Сербии поездки в Германию, Швейцарию, Францию и Англию для ее граждан являются куда более простым и, что не менее важно для небогатых научных работников, менее затратным делом, чем для граждан России. Да и английским языком сербы в массе своей владеют гораздо лучше, чем русские. Отсутствие языковых и психологических проблем в отношениях с иностранцами — дело немаловажное.

Что же касается Виктора Антоновича Садовничего, на протяжении 24 лет возглавляющего МГУ, то его вклад в дело умножения университетских структур и развития внутриуниверситетской бюрократии неоспорим, а вот его способность стимулировать научное творчество вызывает сильные сомнения. Впрочем, 77-летний Садовничий в какой-то мере является символом современного состояния российской науки — начиная с 1991 года она стремительно старела. В силу очевидных экономических причин молодые выпускники (за немногочисленными счастливыми исключениями) уходили работать куда угодно, но только не на факультетские кафедры, состав которых сегодня немногим отличается от того, каким он был 20—25 лет назад. В Сербии в этом плане проще — выход на пенсию по достижении пенсионного возраста является обязательным, так что обновление штатного состава преподавателей и ученых так или иначе постоянно происходит. И место тех, кто привык к своему месту и мирному течению своей жизни, занимают люди молодые, которые еще хотят что-то совершить.