Сербия на пороге Евросоюза

Но хотя участники переговорного процесса и представители Брюсселя излучают оптимизм, несколько принципиальных вопросов еще нуждаются в более четком прояснении. В какой степени Белград признал независимость бывшего сербского автономного края? Можно ли говорить о том, что косовские сербы получили надежные гарантии своей безопасности? Какое влияние брюссельские договоренности могут оказать на разрешение других этнополитических конфликтов, в первую очередь на территории бывшего Советского Союза?

Впрочем, последствия урегулирования косовского конфликта важны и для европейской безопасности, и для глобального миропорядка. В особенности с учетом последовательной позиции КНР по непризнанию бывших автономий некогда единых союзных республик бывшего СССР и Югославии.

Трудно сказать, случайность это или закономерность, что соглашение в Брюсселе было достигнуто вскоре после пятилетнего юбилея одностороннего провозглашения независимости бывшего сербского автономного края. Это произошло в феврале 2008 года, после чего начался процесс международной легитимации Косова. Только до конца 2008 года его признали 53 государства. На сегодняшний момент количество стран-членов ООН, признающих косовский суверенитет и нахождение этой территории вне сербской юрисдикции, равняется 99.

Много это или мало? С одной стороны, если сравнить количество признаний Косово с числом тех, кто поддерживает государственность Абхазии, Южной Осетии, Турецкой Республики Северного Кипра или Тайваня (Китайской Республики), то вывод очевиден. Тем более, что Косово имеет за спиной поддержку США и благосклонность большинства союзников Вашингтона, включая ЕС.

С другой стороны, в ООН входят 193 государства. И хотя своеобразный "экватор" по количеству признаний преодолен, среди тех, кто до сих пор не присоединился к большинству, два постоянных члена Совбеза – Россия и Китай, а также пять членов ЕС – Румыния, Словакия, Греция, Кипр и Испания. И в случае с КНР даже признание Косово со стороны Белграда может не стать той "гирькой", которая перевесит аргументы против поддержки бывшего автономного края Сербии. Без этого проблематично вступление Косово в ООН, а без российского "зеленого света" и в ОБСЕ.

Впрочем, на это есть другой аргумент: международные институты сегодня переживают серьезный кризис. Их значение (что показало и натовское вмешательство в югославские конфликты) значительно деградировало. И неучастие Косово в ООН или в ОБСЕ не сделает его частью Сербии, и даже не заставит рассматривать варианты иного будущего. Признание данного тезиса не вызывает, конечно, большого восторга, поскольку кризис международного права и международных институтов – слишком серьезная проблема. Однако такова реальность.

Неучастие Косово в ООН или в ОБСЕ не сделает его частью Сербии

При этом как бы кто ни относился к косовскому проекту (его жизнеспособность, в первую очередь, поддерживается с помощью НАТО и Евросоюза), две вещи более-менее ясны. Во-первых, подавляющее большинство населения Косово – этнические албанцы (косовары) – ориентированы на независимую от Белграда государственность. Эта цель вытесняет все прочие резоны относительно эффективности власти, управления, экономики. Во-вторых, у Сербии нет сколько-нибудь значимых ресурсов для того, чтобы установить свою юрисдикцию над потерянной территорией.

Говоря о ресурсах, мы имеем в виду не только военно-политические сюжеты, хотя рассматривать отношения Белграда и Приштины в отрыве от фактора США, НАТО, ЕС, России было бы неверно. Однако помимо большой геополитики стоит отметить и ряд других не менее важных причин.

В первую очередь, следует иметь в виду количественные этно-демографические параметры. Косово – это не Нагорный Карабах и не Абхазия с Южной Осетией. Несколько цифр для сравнения. В Нагорном Карабахе проживает около 137 тысяч человек, в то время как в "материнском государстве", к которому это непризнанное образование официально приписано, 9 миллионов. В Абхазии чуть больше 240 тысяч человек, а в Грузии – чуть меньше 4,5 миллионов. Оценки численности населения Южной Осетии колеблются от 72 до 8 тысяч человек (экспертные наблюдения дают меньшую амплитуду – от 40 до 20 тысяч). Приднестровье насчитывает порядка полумиллиона человек, тогда как Республика Молдова – чуть менее 3,5 миллионов человек.

Даже если данные официальной статистики не вполне корректны, то все равно понятно приблизительное соотношение цифр. Практически все непризнанные образования постсоветского пространства по демографическим параметрам заметно уступают "материнским государствам".

В паре Сербия-Косово ситуация иная. По итогам переписи 2011 года в Косово проживает 1.733.872 человек, из которых свыше 90 % албанцев. Кроме того, в самой Сербии с фактическим отделением Косова "албанский вопрос" никуда не делся. В южных районах этой страны близ границы с Македонией из 90 тысяч человек более 57 тысяч – этнические албанцы. Время от времени ситуация там становится предметом острых дискуссий как внутри страны, так и в соседних государствах. Призрак "второго Косова" более чем ощутим.

При этом в самой Сербии без учета Косова проживает 7 миллионов 186 человек, из которых сербы составляют чуть более 83 %. По сравнению с 2002 годом население республики уменьшилось почти на 300 тысяч человек (из них сербов – 224 тысячи). В этой связи, даже если позиция США и их союзников по НАТО вдруг претерпела бы кардинальные изменения, внутри самой Сербии с каждым годом крепнет осознание того, что в образовании, в составе которого будет Косово, придется принципиально менять правила национального и государственного строительства. И либо создавать асимметричную федерацию, либо обращаться к российскому опыту "чеченизации" власти. Не зря в ходе одной из презентаций в Белграде автора этой статьи многие участники просили поделиться деталями "кадыровского опыта". И нельзя сказать, что их обсуждение привело сербских экспертов, среди которых были и жесткие националисты, в восторг.

После соглашения 19 апреля многие аналитики справедливо ставили под сомнение скорую, а главное эффективную европейскую интеграцию Сербии. С тем, что ЕС переживает сложные времена, трудно спорить. Но столь же трудно спорить и с тем, что Сербия в немалой степени зависит от Европы. Почти миллион сербов работает в европейских странах, обеспечивая более качественный уровень жизни и своим родственникам на исторической родине. Не следует забывать и о том, что в последнее десятилетие Сербия стала одним из самых крупных заемщиков европейских банков.

Любой, даже самый жесткий противник признания Косова в Белграде не может игнорировать этот факт. Тем более, что со стороны России нет качественного альтернативного предложения, которое могло бы заставить сербских политиков отвернуться от Европы и выбрать иной геополитический вектор. И это во многом объясняет ту податливость сербской элиты и ее готовность следовать в фарватере европейской политики.

У договоренностей есть свои критики и в Белграде, и в Приштине, и в сербской части Косова

Апрельские соглашения появились не на пустом месте. Еще 9 сентября 2010 года на Генеральной Ассамблее ООН была принята совместная резолюция Сербии и ЕС, в которой пунктом консенсуса стало признание необходимости диалога. С марта 2011 года начались технические переговоры между Белградом и Приштиной опять же при посредничестве Евросоюза, а с октября 2012 – встречи на уровне премьер-министров.

Заметим при этом, что апрельские соглашения появились не тогда, когда во главе страны находился демократ Борис Тадич, известный своими прозападными настроениями. Сегодня президентом Сербии является лидер Прогрессивной партии Томислав Николич, имевший до недавнего времени репутацию большого "евроскептика", а во главе правительства стоит социалист Ивица Дачич.

Вряд ли имеет смысл повторять вслед за косовским премьером Хашимом Тачи тезис о признании Косова Белградом де-юре. Договоренности касаются, в первую очередь, условий для администрирования сербской части бывшего автономного края. Их можно рассматривать как шаг в направлении признания, поскольку Белград соглашается на включение полицейских подразделений и судебных органов сербов в общую структуру Косова. Но самый важный вопрос – это интерпретация и реализация того, что написано на бумаге. Ведь формальное включение сербских подразделений в единую косовскую структуру не означает приход в их руководство этнических албанцев.

Сегодня у договоренностей есть свои критики и в Белграде, и в Приштине, и в сербской части Косова. Оппозиция Хашиму Тачи видит в соглашениях призрак "второй Боснии и Герцеговины" (то есть создание системы управления, базирующейся на принципах апартеида). Противники с сербской стороны рассматривают договоренности с Приштиной, как "сдачу". Косовские сербы тоже не в восторге от новой миротворческой инициативы. Если внутри Сербии элита и общество в целом выражают готовность к "ампутации" проблемного региона, то для косовских сербов оказаться в положении незащищенного меньшинства – перспектива малоприятная.

И, конечно же, соглашения в Брюсселе превращаются в серьезный аргумент для непризнанных и частично признанных республик постсоветского пространства. Даже если США и ЕС не захотят внимать их аргументам, этот сюжет будет обыгрываться в будущем в надежде на изменение статус-кво.

Сергей МАРКЕДОНОВ